David Call

От Эдриана колышется воздух, стелется трава, расступаясь между ним, от него всем хочется сразу глаза опустить и чуть ли не поклониться. Он всегда в дорогом костюме, улыбается идеальной улыбкой, почти что кричит всем своим видом, что происходит из какой-то там магической семьи, что так ценит магию и свою голубую кровь.
Эриан считает, что он лучше всех и никогда этого не скрывает.
За его улыбкой кроется яд, сочащийся, сладкий, ало-красного цвета, так похожий на сладкое яблоко, что так и хочется вкусить и умереть от него, не задумываясь. Он умер, хитер, он умеет идти по головам и желает добиваться того, что хочет, любой ценой, даже не задумываясь о последствиях. Для него личные мотивы и мотивы семьи всегда стоят выше всего остального в этом мире — он даже не задумывается, что может быть как-то иначе и можно иметь другие взгляды.
Эдриан верит в свою нерушимость, верит в то, что рожден он для чего-то великого, что он же не просто так появился на этот свет. Хотя он бы и хотел, чтобы его матерью была фэйри, он немного завидует тем, у кого в жилах течет почти что не разбавленная фейская кровь. Но он этого никогда не признает — он не умеет признавать поражения, потому что всегда выигрывает.

Josefine Frida Pettersen

Она ничейная и всехняя. Она своя собственная. Сильвана переняла лучшее от обеих своих прародительниц, от серебряной Гвинблейд и златой Ивенн, но не превратилась в их маленькое подобие и тень, а стала собой. В ней вероломная, страшная, железная зима. В ней палящее, в кровожилы проникающее летнее огниво-солнце. Дядя кует Сильване изящный меч, и он ложится в её руку как влитой. Одна из тёток учит им владеть, другие же дарят ей платья, арфу, вплетаются дивные цветы в волосы и увлекают за собой танцевать. К началу пятого десятилетия она, смеющаяся, дерзкая и неуступчивая, привыкает купаться в любви и свете, танцевать не только с кавалерами, но и с оружием, ловить восхищенные и гордые взгляды.
Сильвана не присоединяется ни к Летнему двору матери, ни к Зимнему двору бабушки. Внимания и любви делается так много, что они буквально душат её, шелковыми лентами и жемчужными нитями сдавливают горло. Она решает уйти дикими тропами отца в поисках себя, окончательного становления собой и отделения от бесконечных интриг да пиршеств при дворе Королевы. Ей тесно и муторно. И она летит наперегонки с ветрами, с серебророгими оленями, мчится без седла на спине могучего вороного коня с гривой до копыт, бежит на край Сида, а потом в мир людей, оставляя за собой цепочку проталин и первоцветов, распускающиеся в следах от её ног.

Aaron Tveit

Джонсу по жизни не всё подавалось на блюдечке с голубой каемочкой, и он знает, что такое тяжелый труд. Привыкший всё достигать собственными силами, он вкладывал всего себя чтобы: а) сначала выжить, б) добиться того, что он имеет сейчас. При этом Джонс ни у кого никогда не просил помощи, движимый собственным усердием и амбициями.
Для того, чтобы отучиться и начать прилично зарабатывать (да и зарабатывать в принципе), Джеремайе пришлось много чего перепробовать. Тут была и сражение с фоморами на кого-то, и попытки собственного бизнеса и получение высшего образования, к которому он так стремился. Последнее, к слову, случилось с Джонсом уже после его пятидесятилетия, когда он, наконец-то, мог вздохнуть полной грудью и хоть немного, но пожить в собственное удовольствие. Тогда-то он и встретил Лею.
Он был уже выпускником последнего курса, в то время как чародейка едва переступила за порог первого, и ранее он не встречал таких людей, как мисс Фосетт, которая с такой уверенностью (граничащей даже с — само) рассказывала о своих планах и намерениях; это его, наверное, и впечатлило. Их отношения, как и само общение, начались, пожалуй, с её инициативы. Ворвавшись в его жизнь словно ураган, Лея быстро перевернула всё с ног на голову, ни разу не извинившись или спросив уместно ли её присутствие.

Alexander Gudkov

— бразер фром эназер фазер
— душа любой компании
— фешн из хиз профешн
— драма квин ни дня без пиздеца
— повиляет хвостом (но не тебе)
Он везде и нигде, его дом там, где он, у него тысяча новых идей и миллион занятий. Сам Этан считает себя творческой натурой в постоянном поиске, Джошуа зовет его большой проблемой и тунеядцем. Он играет в театре, записывает видео и ведет инстаграм, выступает со стендапами и влезает в чужие постановки. Он невозможен, и именно из-за этого у него есть друзья в каждом городе, где ему удается задержаться хотя бы на день. Бесчисленное количество людей (и не очень), которые всегда готовы пустить к себе пожить, накормить, помочь с его начинаниями и развлечь ради того, чтобы зарядиться этой колоссальной энергией.
В нем слишком много от фейри, и это видно невооруженным глазом. На первый взгляд, слишком беспечный и неприспособленный к жизни, он буквально несется по жизни в поисках новых ощущений. Именно эта жажда и умение влезть во все, что попадается ему на глаза, не раз и не два заводили его в непростые ситуации. Но разве это кого-то волнует?

Lee Pace

Что есть вечность? Кто-то скажет, что это бремя; легенды расскажут об участи хуже забвения, о проклятии видеть рождение и смерть империй, терять возлюбленных и друзей. Ты усмехнешься и ответишь, что вечность — это бесконечное число возможностей, это ступени к величайшим богатствам и чудесам всех существующих миров, это единственная возможность по-настоящему обрести себя. Что может познать человек за крупицу твоей вечности, за эту песчинку, которую он гордо именует жизнью? Они горят — человечество, оставшееся без поводырей — и оставляют после себя лишь пепел, что вскоре смешается с пылью эпох, но ты! Ты знаешь цену огню, он ластится о твои морозные руки, застывает образцом покорности у ног. Пусть же Прометеи жертвуют собой и своими силами — ты всегда будешь умней. Разве есть существо совершеннее фэйри? Разве есть кто-то лучше тебя? Если и есть, то тебе отведено достаточно времени, что превзойти и этого соперника, переступить и эту черту, создать собственную легенду, которую будут петь до смерти последней звезды.
Какие тайны ты познал, какие секреты тебе открылись? На этот вопрос ответ не прозвучит никогда — всё это, бриллианты драгоценных камней и (не)человеческих слёз, ты хранишь лишь для своей большой игры, так зачем раскрывать карты? Сделка здесь, соглашение там, ты вытягиваешь золото из земных недр, выпиваешь людские души до дна — иногда так сложно остановиться, иногда так хочется подтолкнуть кого-нибудь к краю пропасти. От улыбки порой саднит губы, но не всегда получается использовать их для наслаждений, срывать поцелуи первых красавиц Сида, оставлять темные метки на коже блистательных воителей. Тебе прекрасно известно, когда стоит склонить голову и когда — её снести… во имя королевы, конечно же; ей ты служил, пока это было выгодно, пока не появилась возможность поменять правила целого мира (вот построить бы свой собственный).